«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

Что можете сказать о потерях наших войск?

Говорили, что была команда взять Берлин к 1 мая. А командующие стремились еще и досрочно эту команду выполнить. Соревновались, кто первым в город войдет, Первый Белорусский или Первый Украинский фронт. Это все дорого нам обошлось. Можно было бы артиллерией поработать, доты-дзоты кончать, не пускать пехоту под огонь. Раньше ведь делали хорошую огневую подготовку. А в середине апреля началось… Настолько бессмысленно иногда людей губили, толпами гнали.

Приходилось слышать, как наши командиры возмущались: «Почему нас не пустили первыми? Мы же могли эту оборону пробить». И артиллерии было достаточно, просто ее надо было подтягивать. Я и сам видел на подходах к Берлину: идут наши под огонь и падают, падают… Или фаустник даст по танку – визг «ву-ву-ву», в броне трещина, и все, нет танка. Причем не то что в бок, а даже в лоб, где самая толстая броня. Мальчишки 15–16 лет стреляли, я их видел пленных. На домах надписи крупными буквами: «Берлин был и будет немецким городом!» Но 1-го в окнах начали вывешивать белые флаги, простыни… Окончательно взяли 2-го. А если бы, скажем, 10 мая, то потерь было бы в несколько раз меньше.

А у вас в дивизионе и бригаде были потери?

Были, но по сравнению с пехотой, конечно, несопоставимые. На моей памяти три машины у нас в бригаде подбило, убило человек 15. Артиллерия накрыла.

Смерти боялись?

Нет. Вообще, на войне «звереешь». Какое-то безразличие приходит. Лежит на дороге труп нашего солдата – уже не объезжаешь, а просто между колес его пропускаешь. И по отношению к себе тоже. Так устаешь, что иногда думаешь: «Лучше бы убило». На ногах стоять не можешь, постоянно спать хочется. А самое страшное было заснуть за рулем.

У вас к немцам была ненависть?

Да нет, особо не было. Смотришь на пленных… К офицерам, может, отвращение было. А к рядовым… Думаешь: «Ну что? А если бы меня заставили?»

А вы уже знали, что они творили на оккупированных территориях? На национальной основе ненависть не возникла?

Политработники рассказывали о зверствах врага. Но и какой-то национальной ненависти я не чувствовал. У нас вообще национальные различия не выделялись, хотя, наверное, 20 национальностей было. Так, иногда добродушно подшучивали друг над другом.

Есть у вас боевые награды?

Самая простая солдатская медаль – «За отвагу». Причем вручили уже на Дальнем Востоке, перед войной с Японией. Ну, еще медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «За победу над Японией».

На какие темы чаще всего говорили в свободное время?

О женщинах… Что будем делать после войны… Еще с завистью говорили о немецкой жизни. Например, что к свинарнику ведет асфальтовая дорога. Какой у них порядок, какие аккуратные туалеты и кладбища.

Мирное население вас боялось?

Да, запуганы были. Сначала места безлюдными были. А километров за 50 до Берлина – потоки людей. Дороги запружены. И беженцы с тележками, и освобожденные из концлагерей… Голод не тетка – немцы стали к нам подходить. Развернем полевую кухню – подходят мальчик с девочкой маленькие, лет двух-трех. С тарелкой или консервной банкой. Дашь каши – хвать рукой, и нет ничего. Опять протягивают… Возле Берлина уже восьми-девятилетние стали подходить. Потом женщины… Мужчины – нет. В самом Берлине нам встречались в основном старики и больные, кто не мог ходить.

Большие жертвы были среди жителей города?

Трудно сказать. В городе была огромная сеть убежищ, люди там спасались.

Сейчас много говорят о массовых грабежах, изнасилованиях…

Я в это не верю. Армию держали в рамках. В нашей части никто грабежами не занимался, и в пехотных тоже не припомню. Может, где-то тыловые части, а те, что участвовали в боях, – нет. В дом зайдешь – немцы шифоньер открывают: бери что хочешь, только нас не трогай. Да нам ничего от них и не надо было. В сельской местности, где население из деревни ушло, а корова ревет, три-четыре дня не доенная, мы могли ее пристрелить на мясо. Или свинью там, курицу.

Дома не грабили. А трофеи – брали. 2 мая в Берлине поехали мы к Рейхстагу – наверное, всем дивизионом. В подвале – штабель бутылок с вином метра два высотой. Берешь 20-литровую канистру, горлышко отбил – и сливаешь. Отметили победу…

Канистра из-под бензина, что ли?

Ну да… Потом еще из радиатора воду выпустили и тоже вино туда налили. Когда в Японию ехали, сливали оттуда и пили. Ну, в склад забредешь или в магазин брошенный, кусок материи возьмешь.

Мне какой-то склад с часами попался. Часы дешевые, штамповка. Они год примерно работают. Я их штук 200 там взял и отправил родителям посылкой. Она, что странно, дошла. Мать потом мне сказала: «Мы на этом прожили весь 45-й год. Пойду на базар, двое часов продам, буханку хлеба куплю». А посылки так отправлялись. На полевой почте столы с табличками: «Куйбышевская область, Челябинская область, Башкирия…» Кладешь туда свою посылку, никакой квитанции тебе.

Я посылок десять отправил, дошли четыре. Формально можно было одну посылку в месяц отправлять, но это никак не контролировалось.

На стене Рейхстага расписались?

Какое там… Не подобраться! Толпа солдат, чуть не дерутся, чтобы к стене пробиться и роспись оставить. Пехота в основном, которой больше всего досталось… А вообще в этот день такая радость царила – все обнимаются, невзирая на звания и должности… Войне конец, а мы живы!

С союзниками довелось встретиться?

Нас готовили к такой встрече, вплоть до того, как ложку-вилку держать. И даже английскому учили. У меня до сих пор остались англо-русский и русско-английский словари 1944 года. Представляете, там даже слово «компьютер» есть. Но у нашей части с американцами встреча так и не состоялась.

На Восток

Долго вы в Германии находились?

Примерно месяц. А потом нас погрузили, и на Восток. Железная дорога двухколейная. Что интересно, одну колею железнодорожные войска уже расширили под наши вагоны, и от Германии до России мы ехали по широкой колее. Другая колея использовалась под трофейные вагоны и паровозы. Смотришь, там и здесь ушедшие под откос вагоны. То ли от бомбежек, то ли из-за аварий. И на одних надпись «СССР», а на других – «Polska».

Начался массовый демонтаж немецких заводов. Все станции вокруг